: 300
Kim Wonshik Ravi |
Пробирающая до самых костей, затрагивающая всё нутро и проникающая в самые отдаленные участки организма боль накатывает волнами, словно цунами. Она сбивает с пути, не дает сосредоточиться. Каждый вдох дается благодаря усилию, сравнимому с попыткой возвести в одиночку Вавилонскую башню. Чаще всего, столь мучительный вдох сопровождается кратковременным ожиданием, которое чаще всего дискретизируется на слишком маленькие промежутки - кажется, будто каждая микросекунда длится вечность и до вдоха дожить - подвиг. Рави с небрежностью, свойственной обыкновенному торчку, заталкивает в себя очередную сигарету, не церемонясь легкими тягами, маневрируя на огромной скорости, от которой давно стоило бы избавиться. Это можно было бы назвать обрядом, если бы не периодичность, с которой одна сигарета заменяет другую. "Аккуратнее" - так ему говорили месяцами ранее, еще до того как всё сошлось до уровня point of no return. Он был уверен в том, что болезненная горечь на пальцах заставит легкие захлебнуться в ощущениях настолько прожигающих, что былые колкие удары в дыхательные пути перестанут реагировать на старые травмы и тотчас перестанут тревожить. Сейчас, в момент когда легкие наполняются спасительным, по мнению Рави, дымом - хочется верить в то, что и кровь моментально загорится ярким пламенем, за секунду пройдет все агрегатные состояния и на выдохе покинет тело, вместе с выдыхаемыми парами столь привычного аромата. Или вони. Ты помнишь свой запах, или все воспоминания ты прокурил Выдох. Надеясь что облегчение накроет быстрее обычного, свершаешь роковое резкое движение, которое способствует новому приливу сковывающей, всепоглощающий и заставляющей согнуться в области живота, боли. Сейчас стоит надеяться только на то, что сил хватит доползти до дома. Остальное - не важно. Потоки воды смывают с измученного тела следы: багровые и мутно-серые, похожие на грязь. Вся его жизнь превратилась в нечто похожее на грязь. Или жизнь всегда была такой? Ким облокачивается всем телом о кабину душевой, надеясь что космическое везение сегодня не повернётся в очередной раз той стороной, куда принято вставлять. Выкручивая кран фактически до упора, позволяет горячей воде накрыть слоями всё тело, чуть выгибаясь от скользящей и немного приятной боли. Всё кажется лучше и приятнее методичной, приходящей по расписанию ровно каждую секунду, боли которая раскатами грома бьет по телу, поражая всю сущность, всю оболочку. Завернувшись мысленно в потоки горячей воды, закрывает глаза и старается припомнить тот момент, когда всё пошло настолько неправильно. Воспоминания неожиданно накатывают на него сильными, неминуемыми ударами, отражение которых сводится на нет. Двигаясь в электронных заметках своей головы, Рави будто поглощен в матрицу, очарован её цифровыми сетями, к которым так хочется прикоснуться. Всего на миг позабыть о том насколько это больно и отдаться случайному позыву, пропустить через себя напряжение подпитывающее несколько десятков городов и исчезнуть в кривой улыбке. Испариться, как испаряется воздух в его легких с того самого момента, когда фиброз стал незаменимой формой существования, отдельной средой, в которую можно затолкнуть все свои проблемы и невзгоды. Обвиняя во всем не себя, а тот случай, когда голова оказалась забитой чем-угодно, кроме забот. Все смешалось в необъяснимое месиво и накрыло с головой потоком лавы. Сейчас он разделяешь жизнь на до и после. Выкованный из платины ребенок, ожидание которого оправдало те самые ожидания. Ким Вон Шик - ребенок, который подарил не мало радости своим родителям. Ребенок, оставляющий отпечатки белизны на всём, чего только мог и хотел касаться. Для него не было ограничений и запретов. Ему не был необходим присмотр и тысяча слуг, которые родители могли позволить для воспитания первенца. Он родился тем самым граненным алмазом, которого так хотела видеть чета Ким. Видеть - она его видела. На этом все оправдания закончились, так и не успев начаться. Вон Шик радовал всех едва ли одним лишь фактом своего существования и фактом того, что железная выдержка и беспристрастный характер - качества передающиеся едва ли не из поколения в поколения семьи - коснулись нежной рукой юношу, взрослеющего на глазах. Коснулись, но не задержались. Упуская момент, когда Вон Шик перестал играть в игрушки, родители никогда об этом не жалели. Они не хотели и не пытались запомнить своё чадо несмышлёным ребенком. Период взросления быстро скользнул сквозь пубертат и двинулся к точке, когда из юноши начал формироваться взрослый мужчина. Начитанный и умный, без подростковых интересов и нездоровой тяги к жизни, которая ему определенно не нужна. Рави знал, что он хочет, вернее был уверен в том, что родители держат его не просто на привязи, как домашнюю зверушку, из которой необходимо вырастить наследника, способного продолжать творить одинаковые копии поколений. Нет. Тогда еще Вон Шик был уверен, что эти чувства вовсе не сродни обыкновенной тяге держать под контролем абсолютно всё - включая мысли человека, который даже не успел побыть ребенком. Вон Шик в один момент решил дать себе вольную. Не зная, что такое сделать неправильный выбор и уверенный в том, что всё что приходит ему в голову - то самое решение, дальше которого идти нельзя, Рави сел на скользкую дорожку и покатился вниз. Платиновая табличка, на которой ранее аккуратно было выгравировано имя человека, будущего лица корпорации, оказалась не более чем обыкновенной фальшивкой. Счастливая история, в которую искренне верили родители, не воспитавшие и не слепившие из сына ровным счетом ничего, разбилась о скалы реальности. Желая довериться своему сыну, или просто отбросив сомнения в том, что жизнь может распорядиться иначе, родители и заметить не успели, как из человека, качество которого они возводили в абсолют - оказался обычным ведомым существом, который также стремительно опустился, как и поднялся в их глазах. Рави закрывает глаза, надеясь что он увидит их скоро. Так скоро, как только возможно. Надежды на то, что они не бросят ребенка из-за того, что тот оступился - затуманили сознание как вещества, в которых Вон Шик купался с первого курса обучения в университете. Именно тогда и появилось имя, привычно заменившее парню настоящее, ставшее маской, которая слишком сильно прилипла к лицу. Весь его блеск и лоск был спрятан за одеждой, которая надевалась далеко не однажды. Дорогие часы стали царапинами на запястьях, а фамильное кольцо - подарок оставленный на 18-тилетие Вон Шика - превратилось в не более чем синяк на пальце. Дорогие апартаменты заменились в миг одинокой съемной квартирой, которую Рави всё еще может себе позволять благодаря деньгам, которыми родители снабдили, нарядили и вытолкали пинком под зад позор семьи. Самое большое разочарование с самыми маленькими надеждами на будущее. Вон Шик остался лишь на бумагах, которые более ему не потребуются. Вон Шик остался в паспорте, который никому не нужен, который никому не интересен. Вон Шик - тень человека, которым когда-то Рави мог стать во благо людей, которые пропустили его жизнь сквозь свои пальцы. Выцветшая плоть серого цвета с налетом алости хранит в себе разочарования и невзгоды, заставляя ожидать подвоха, заставляя переживать каждый раз события. Они чувствуются явственнее воздуха, наполняющего легкие, они ощущаются сильнее сердцебиения в те самые моменты, когда казалось бы всё закончилось. Его эмоции — сплошная турбулентность. Его попытки довериться — бесконечный процесс разочарования, растянутого на километры жизни. Иной раз создается впечатление, что давно стоило остановиться, сломаться, бросить из окна ветхую, не по возрасту, плоть и поплыть по течению. Поддаться потоку бесконечно саморазрушения и столкнуться лицом к лицу с сыпучей сущностью людей проскальзывать сквозь пальцы и нажать на кнопку стоит. Рави переполняет кричащая сущность, предлагающая заткнуть шлюзы дружелюбности и перестать улыбаться. Двойственность характера здесь полностью отсутствие и нет намека на разложение личности, однако бесконечные попытки превратить своё существование в место, где будет тепло — выходит за пределы допустимого, выходит за границы понимания людей, которые в очередной раз не выдерживают напора заботы и немедленно сворачивают при первой же возможности в любое удобное — и не — место. Эмпатия, вынуждающая чувствовать, Рави праздно ходит по улицам, наконец-то не боясь встретить лживые языки и тех, кто был рад первой полосе с громкой новостью о том, что он наследника избавились как от дворовой псины, слишком долго ластящейся к хозяину. Его лишили всего в один момент и одновременно не отняли ничего. Родители были для него островком равнодушия, при всех надеждах, что возлагались на Вон Шика. Прототип робота, обёрнутого в кожу и дорогие украшения качества золота и красоты безвкусного куска дерьма. Рави ненавидит и презирает то, что родители хотели в нем видеть и больше никогда не повернется к тем единственным, на кого его тепла не хватило. Он отказался, или от него отказались — больше для него не важно. Важно то, что их нет. Страшная сказка, о которой Чувства к кому-то кроме тебя проснулись слишком поздно и ты, Ким Рави, безответно влюблен в мир. Безответно, потому что одинок. Надевая улыбку, оборачиваясь в лучезарную теплоту, толкая себя вперед — Вон Шик не теряет веры в то, что будущее уготовило для него что-то лучше комнаты в съемной квартире на последние деньги. Выцветшая плоть серого цвета с налетом алости хранит в себе разочарования и невзгоды, заставляя ожидать подвоха, заставляя переживать каждый раз события. Они чувствуются явственнее воздуха, наполняющего легкие, они ощущаются сильнее сердцебиения в те самые моменты, когда казалось бы всё закончилось. Его эмоции — сплошная турбулентность. Его попытки довериться — бесконечный процесс разочарования, растянутого на километры жизни. Иной раз создается впечатление, что давно стоило остановиться, сломаться, бросить из окна ветхую, не по возрасту, плоть и поплыть по течению. Поддаться потоку бесконечно саморазрушения и столкнуться лицом к лицу с сыпучей сущностью людей проскальзывать сквозь пальцы и нажать на кнопку стоит. Рави переполняет кричащая сущность, предлагающая заткнуть шлюзы дружелюбности и перестать улыбаться. Двойственность характера здесь полностью отсутствие и нет намека на разложение личности, однако бесконечные попытки превратить своё существование в место, где будет тепло — выходит за пределы допустимого, выходит за границы понимания людей, которые в очередной раз не выдерживают напора заботы и немедленно сворачивают при первой же возможности в любое удобное — и не — место. Эмпатия, вынуждающая чувствовать, Рави праздно ходит по улицам, наконец-то не боясь встретить лживые языки и тех, кто был рад первой полосе с громкой новостью о том, что он наследника избавились как от дворовой псины, слишком долго ластящейся к хозяину. Его лишили всего в один момент и одновременно не отняли ничего. Родители были для него островком равнодушия, при всех надеждах, что возлагались на Вон Шика. Прототип робота, обёрнутого в кожу и дорогие украшения качества золота и красоты безвкусного куска дерьма. Рави ненавидит и презирает то, что родители хотели в нем видеть и больше никогда не повернется к тем единственным, на кого его тепла не хватило. Он отказался, или от него отказались — больше для него не важно. Важно то, что их нет. Страшная сказка, о которой [S]напоминает[/S] напоминало только маленькое колечко — ныне оно радует глаза посетителей ломбарда. Чувства к кому-то кроме тебя проснулись слишком поздно и ты, Ким Рави, безответно влюблен в мир. Безответно, потому что одинок. Надевая улыбку, оборачиваясь в лучезарную теплоту, толкая себя вперед — Вон Шик не теряет веры в то, что будущее уготовило для него что-то лучше комнаты в съемной квартире на последние деньги. Воншик переступает через себя, выбрасывая добрую половину плохих воспоминаний. Отказывается от квартиры оплаченной вперед еще на неделю. Теперь он считает каждую копейку, а не слуг готовых распластаться перед ним, если это понадобится или ему захочется. Сейчас хочется только спать. Он держит скромный рюкзак, не напоминающий даже издалека чемодан — вещей у него не больше перспектив. Пустая голова, пустой желудок, пустые надежды — вечные спутники, вечное проклятие и вечное благословение. Если когда-то отчается даже он — жизни стоит прыгнуть под поезд. Он улыбается из последних сил. Ночная смена. Идиотская, раздражающая улыбка. |
